Секунды отсчитывали не песочные часы – биение крови соперника, но он продолжал бороздить стерню и на миг смутил неопытного аракса, знающего лишь потешные поединки. И тут Воропай заорал, застонал, не стесняясь, громогласно; не напугать хотел – от боли, хотя Ражный не мог видеть его лица. Этой же болью, словно лебедкой, он зацепил себя, выпрямил наполовину и наконец-то сделал ожидаемый рывок.
Трехслойная рубаха, сшитая из «чертовой кожи» – ткани, из которой обычно шьют рабочую форму для матросов и авиатехников, расползлась на плечах, оставив в руке драный, махристый клок.
В то же мгновение Ражный выпустил из братских объятий Воропая и отскочил в сторону. А тот, окончательно выпрямившись, без секундной паузы вновь выкинул руку вперед и пошел на противника.
– Побратаемся…
На его спине зиял огромный, в две ладони, шрам: продольная мышца была вырвана вместе с клоком кожи.
Только волк мог оставить такой след.
Или человек, владеющий волчьей хваткой…
Ражный отшвырнул вырванный клок рубахи, мотнул головой.
– Довольно…
– Не перечь, отрок!
Тогда он отошел и лег на ристалище. И сразу же воспарил нетопырем, чутко улавливая колебание и трепет пространства, чем-то схожий с биением разгоряченной крови.
Воропай, словно раззадоренный буйвол, надвигался горой.
– Вставай! Времени нет лежать, вставай… И никогда не смотри на шрамы супостата!.. Вставай, аракс, продолжим потеху. Не братание, так сечу! Вставай и стой до конца…
Спустя два часа приехал не японец, но финансовый директор «Горгоны» и с видом, будто ничего не случилось – то ли не знал, что произошло, то ли умел делать хорошую мину при плохой игре. Приобнял по-товарищески, повел к гостинице.
– Через некоторое время здесь будет полный триумвират, – доложил он. – Каймак вернулся из Нью-Йорка и тоже едет. Как всегда, инкогнито.
– Меня интересует Хоори, – отрезал Ражный. – Разве Каймак не болен СПИДом?
– В Америке проверился – совершенно здоров. Это у нас подозревали ВИЧ-инфекцию…
Кажется, за эти четыре дня произошло перераспределение власти: несмотря на заслуги, японец ссадил с коня Поджарова, и причиной могла послужить неудачная вербовка Ражного. Вероятно, Хоори рассчитывал сразить Ражного наповал, а финансист не достиг шокирующего эффекта, вынужден был выслушать встречные условия и ехать с докладом к настоящему шефу. И был наказан тем, что в седле теперь находился Каймак.
Или сумел помирить их, сделать терпимыми друг к другу для достижения одной цели…
Шеф «Горгоны» на сей раз прикатил на бронированном джипе и с одним телохранителем, который со знанием дела, помня прошлый казус, самолично стал выгружать коробки с продуктами в холодильник. Неизвестно, в чем уж финансист заметил его особенную энергичность после возвращения из Штатов, но Ражному он показался точно таким же, как и уезжал отсюда.
– Прекрасно! – восклицал Каймак. – Отличный день, замечательная погода. И я чертовски голоден!
О деле он и словом не обмолвился и Ражного заметил лишь тогда, когда вспомнил, как в прошлый раз его обслуживал официант – егерь Агошков, и потребовал, чтоб его немедленно привезли. Телохранитель прыгнул в машину и умчался исполнять приказ. А шеф «Горгоны», как и в первый раз, выбрал себе номер в гостинице, где не было скрытой видеокамеры (знал, который!), переоделся там в шорты и отправился бродить по территории, наслаждаясь природой.
Это его молчание можно было расценить всяко, в том числе и так: дабы избежать закулисной возни, все деловые разговоры проводятся лишь при полном составе триумвирата, и теперь, похоже, они с Поджаровым ждали японца. И пока он не приехал, Ражный распорядился, чтобы егеря Карпенко и Агошков приготовили обед и накрыли стол в Зале Трофеев, перестелили простыни в номерах и вообще были всегда начеку – как обычно во время визита богатых гостей. Каймак обрадовался так и не соблазненному официанту, отозвал в сторону, что-то ему долго объяснял, после чего недовольный Агошков поплелся на кухню.
– Опять пристает? – улучив момент, спросил Ражный.
– Да нет пока, – сверкнул глазами егерь. – Попросил приготовить ему отдельно и стол накрыть в номере… Блюдо из мяса, называется… беркю. Нет, баркикю… В общем, какое-то национальное блюдо. Эх, Сергеич! Если б ты меня за хвост не держал, если б не ребятишки… Я бы на всех вас тут болт забил.
Президент, улучив момент, зашел в номер Каймака, благо что не наблюдали, и, найдя его носовой платок, сунул себе в карман и отправился за территорию. Тем временем финансист тоже рыскал по базе, но по-хозяйски обследовал помещения, верно, исполняя какое-то особое задание Хоори. Возникло подозрение, что основной его составляющей является выяснение, отчего сгорели микровидеокамеры на повети, поскольку Ражный дважды застиг Поджарова поблизости от запертой двери на поветь.
Теперь, когда наступала кульминация, было все равно, что там финансист может увидеть…
Минут двадцать Ражный ходил в кустах за изгородью и тихо окликал Молчуна, пока не обнаружил его на реке, лежащим у воды.
– Я знаю, это ты зарезал Кудеяра, – будто человеку, сказал он. – И мне все равно, из каких побуждений ты это сделал. Но это был мой противник!
Волк повернул голову, посмотрел на Ражного, и тому показалось, все понял.
– А вот этот – твой, – он кинул платок Каймака под нос Молчуну.
Зверь даже не понюхал платка, медленно встал, вдруг изогнулся, срыгнул воду и неторопко потрусил вдоль реки.