Натянуть в бою толстые, не размятые и несгибаемые рукавицы оказалось не так-то просто, и первые минуты он вынужден был только защищаться, зажав их в кулаки: бросить на землю – означало отказ от продолжения боя. Едва сдерживая напор, отбиваясь левой рукой, Ражный всунул пальцы в рукавичный раструб и в этот миг пропустил сильнейший прямой удар в грудь. Воропай ожидал, что собьет его с ног, отскочил на шаг, и этого времени хватило, чтобы вогнать правую руку в жесткое кожаное нутро рукавицы. Какой бы ни была крепкой и тренированной кисть, все равно к концу зачина рука окажется разбитой и измочаленной так, что потом не выдержит ни братания, ни тем более сечи.
Обезопасив правую, ударную, Ражный поводил соперника перед собой и перешел в атаку. Он не особенно заботился о защите, зная, что выдержит любой удар, если только он нанесен человеческой рукой, а не торцом таранного бревна; все ребра еще были на месте и, будто жгутами, обвиты непробиваемыми мышцами. Воропай почуял всплеск ярости, стал осторожнее и подвижнее, и эта незначительная деталь вдохновила: Ражный заставлял соперника менять тактику, сбил его бычий напор. Мало того, бывший открытым полностью – кулаки держал, как ковбой револьверы, у бедер, – боярин все чаще начал выставлять защиту, отбивая удары левой рукой, только было не ясно, что защищает конкретно. Ражный прощупал его несильными толчками и обманными движениями, но таким путем уязвимого места – ахиллесовой пяты отыскать было трудно. Опытный, битый аракс всегда умел прятать ее, отвлекать внимание, вызывая удары туда, где было крепко. Потом и Ражный научился это делать, когда лишился ребра и мышц на боку.
Сейчас желание было единственное – притомить Воропая, перевести стремительно начавшийся зачин в спокойный кулачный бой и на минуту воспарить над ним летучей мышью, однако тот не позволял расслабляться и не то чтобы навязывал быстрый темп, а все время переводил его в новые условия. Менял ударную руку, провоцировал атаки, но внезапно сам безбоязненно бросался вперед, пропускал удары и сам наносил их, а потом использовал свое право дядьки – стал говорить, советовать, и Ражный заподозрил в этом тактический ход.
– Добро, добро, молодец… Хорошо пошел! Только чуть плечо вперед и повыше!
И советы его, возможно, были правильными, однако тем самым он не учил – отвлекал, расстраивал атаки. Отец во время схваток вообще говорил мало, выкрикивал часто лишь одно слово – зри! – и Вячеслав должен был запомнить текущий момент или положение, чтобы потом исправить ошибку.
После начала поединка минуло около получаса, а поскольку условия в потехе не оговаривались, то Ражный не знал, сколько будет длиться каждый период, как рассчитывать силы, когда зачин перейдет в братание. Он помнил, что песочные часы действуют ровно сто восемьдесят минут, и теперь гадал, то ли это время на всю схватку, то ли на один кулачный зачин. Отроку на ристалище и не положено знать таких мелочей; выйдя на земляной ковер, он обязан был бороться, сколько потребуется наставнику. Но тут был особый, отдельный случай и сверхзадача – уйти с ристалища победителем. Пусть и в потешном поединке! Ведь было же, схватывался с отцом и до двух суток без перерыва пахали друг другом ристалище, и не побеждал лишь потому, что Ражный-старший останавливал потеху. А он тогда еще здоров и могуч был!
Ведь мог бы открыть тайну, рассказать, как сошелся с Воропаем на Боярском ристалище и каков он в зачине, братании и сече. Мог бы и уязвимое место указать – нет, все с собою в могилу унес. Хорошо, не скрыл, от кого получил увечье…
И наоборот, Воропай знал возможности Ражного-младшего, ибо сходился со старшим и хорошо изучил его, а яблоко от яблони упадет недалеко. Знал и пользовался прежней наукой, предугадывая многие ложные выпады, и еще раз нанес точный прямой в грудь – по старому месту, будто дыру хотел просадить чуть выше ложечки. Однако лишь сотряс легкие и сбил дыхание.
Между тем боярин все чаще поглядывал на часы и становился говорливее. Вторую рукавицу надеть было еще сложнее, Ражный так и бился голым кулаком, чувствуя, как немеют от ударов суставы. И вдруг соперник отпрянул зигзагообразно, стряхнул рукавицы наземь и, выставив вперед граблистую руку, нагнул шею.
– Пора, отрок, и побрататься! Солнце поднялось… Нынче туристов полно.
Теперь рукавица на правой не помогала – мешала невероятно, не позволяла ухватить соперника за рубаху, а у того и расчет был на это! Сейчас выведет влево и бросит через холку, как малолетнего внучка своего!
Продавливая мощный слой дерна, Ражный утвердился ногами и, внезапным рывком притянув к себе Воропая, дотянулся до рукавицы зубами, захватил ее вместе с одежиной соперника и рванул по-волчьи, на отрыв.
И мгновенно освобожденной пятерней сгреб, захватил рубаху, оказавшись в выгодном положении: ноги боярина скользили по стерне, расчесывали ее пальцами, выдергивая с корнем. В таком положении он не мог упереться и делал стремительные, бесполезные попытки. Это не мягкая пашня, куда ноги утопают сами!
Стиснув телячий пояс левой, Ражный прогибал вниз и медленно, по пяди, подтаскивал к себе противника, ожидая мгновения, когда центр тяжести его переместится выше пояса. Чтобы удержать равновесие и не попасть на бросок через бедро, Воропаю придется встать на колени!
Это было странно, но он поддавался! А мог принять контрмеры и спиной, железным своим хребтом, тросами жил и ремнями мышц, на рывок, в состоянии Правила вытащить, выдернуть Ражного из земли! И даже развить успех, сработать на инерции и войти в запарку – положение, когда при братании соперник зажимается не лицо в лицо, а сбоку. Самая выигрышная позиция, чтобы оторвать его от пояса!