– Ровно через год хочу, чтоб мой сын потоптал эту землю.
Дарья подняла к нему лицо, улыбнулась сквозь маску настороженности:
– Не загадывай! Вот рожу тебе деву!..
По обычаю, в три месяца первородного сына приносили в Урочище и проводили босым по ристалищу. А каждому последующему прибавляли еще по три, и говорят, были когда-то такие великие роды, что поскребыш ступал на земляной ковер в возрасте двух лет.
Но и войны тогда случались чаще…
Даже у края ристалища, куда была вложена сила и страсть многих поколений, Ражный не смог избавиться от ощущения, что за ними подсматривают. Покидая вотчинное Урочище, он на минуту поднялся над дубравой и покружил рядом с воронами – не было и намека на свежий человеческий след…
Ворота охотничьей базы и калитка оказались запертыми изнутри, чего раньше не бывало, и для надежности завязаны толстой проволокой. Труба кочегарки торчала мертвым столбом, но над крышей отцовского дома курился дымок – значит, иноки, поселившиеся в вотчине, как только Ражный отбыл в Судную Рощу, находились дома. Егерям, в том числе и Баруздину, было запрещено переступать порог хозяйского дома.
Но почему же не топят гостиницу, если начался охотничий сезон? И где тогда живут сами егеря?..
– Карпенко? – позвал Ражный и тут заметил знакомый и уже присыпанный снегом велосипед старого профессора Прокофьева.
Собаки в вольере залаяли и заскулили на голос, однако Люты не было. Ражный перескочил через забор, распутал проволоку и впустил Дарью.
– Здесь что-то произошло, – озабоченно проговорила она.
– Сейчас все узнаем. – Он взял ее за руку и повел к дому. – Это наше родовое гнездо, дед строил…
В это время дверь чуть приоткрылась и через несколько секунд растворилась настежь.
– Вячеслав Сергеевич? – Прокофьев выскочил на крыльцо с медвежьей рогатиной. – Откуда?.. Как?!
Ражный обнял старика:
– Где же домочадцы?
– А уж давно нет никого, – загоревал профессор. – Егерей ваших арестовали и увезли, Баруздин теперь не приезжает… Один я тут. Собак вот кормлю, охраняю вместо Люты…
– Кто арестовал?
– Милиция приезжала, прокуратура, солдат привозили! И еще какие-то гражданские… Тут такое было!
– А старики, что у меня жили? Где?..
– Они на второй день ушли. – Прокофьев заметил рогатину в своей руке, поставил в угол. – Их тоже схватили и заперли в шайбе. А они стену пробили… Разорили вашу базу, Вячеслав Сергеевич, и бросили – все нараспашку…
Он наконец-то увидел Дарью и удивленно примолк.
– Это Дарья – моя невеста, – сказал Ражный.
– Здравствуйте! – Профессор поклонился. – Вы очень похожи на Вячеслава Сергеевича. Это хорошая примета! – И вдруг догадался: – Так вы за невестой ходили?
– За невестой.
– Я не знал, что и думать… Где же отыскали ее?
– Далеко!
– Да… За такой красой надо, как в сказке, за тридевять земель…
– Вот я и сходил за тридевять…
– Ну, как говорят, мир вам и любовь!
– А что тут искала милиция? – осторожно спросил Ражный.
– Да всякое говорят, – вновь озаботился старик. – Тут пересудов было… Кто думает, клады искали, кто, мол, бандитов каких-то. Баруздин же сказал, могилу раскопали, эксгумация была. Чьи-то останки запечатали в цинковый ящик и увезли. А еще говорят, у этого мертвеца была звериная голова…
– Агошкова тоже арестовали?
– Будто в лесу поймали и увезли. Он ведь и сам был уже не человек – останки… Ох, Вячеслав Сергеевич, может, вы зря вернулись? А если арестуют? Они вами интересовались, расспрашивали…
– Не арестуют, – заверил Ражный старика, себя и более всего – Дарью.
Прокофьев приблизился к уху, зашептал громко:
– Не знаю, милиция или кто еще… Но какие-то люди до сих пор по деревням ходят… И по лесу. Что-то ищут. А за базой наблюдают! Сам я не видел никого, но собаки чуют, тревожатся… Ночью выйду с рогатиной, обойду – вроде бы тишина и следов нет.
– Ничего, посмотрим, кто тут ходит. – Ражный засмеялся и взял Дарью за руку: – Входи в дом, избранница! Когда-нибудь и в боярский терем введу…
Она вошла в натопленную и ярко освещенную закатным солнцем избу, встала у порога, озирая пространство. А Прокофьев, словно вдруг вспомнив что-то, потянул Ражного назад.
– Вячеслав Сергеевич! – зашептал профессор уже на крыльце. – Уходить вам надо. Нельзя здесь оставаться. Это очень жестокие люди. Они Люту застрелили! И закопали у забора… А еще говорят, вашего волка тоже убили. Он сюда прибежал…
– Волк жив, – сдержанно отозвался Ражный.
– Жив?!.. Но люди видели! Как эти налетчики… стреляли! И знаете, что они сделали?.. У Мили мужа отняли.
– Она что, замуж вышла?
– Точно не знаю… Мужчину какого-то приютила. И у них такая любовь началась… Говорят, насильно отняли и тоже увезли. Звери!.. Не знаю, кто они на самом деле, но поведением напоминают бандитов! Правда, я уже плохо разбираюсь… Где милиция, где бандиты…
– Ничего, я разберусь…
Старик очистил с велосипеда намерзший снег, покрутил педали.
– Прошу вас, Вячеслав Сергеевич! – вдруг сказал страстно. – Накажите их! Сделайте что-нибудь такое!.. Чтобы навек запомнили! Заколдуйте их, и пусть ходят всю жизнь очарованные…
Ответа или обещания ему было не нужно. Прокофьев вывел велосипед за калитку, забрался на него и поехал, виляя рулем – руки тряслись…
Ражный вернулся в избу, Дарья так и стояла у порога.
– Уходить нам нужно, – проговорила она. – Нехорошее предчувствие…
– Теперь мы дома. – Он усадил невесту в красный угол. – Ничего не бойся. Здесь мы завершим Пир Радости.