– Лучше не вставай, лежи, – предупредил его Ражный. – Не доводи до греха…
И хлопнул дверью.
Застолья на берегу уже не было, гости стояли у воды, провожая глазами водный мотоцикл, уносящийся за речной поворот. Две подруги Каймака, оставшиеся на берегу, заламывали руки и выли, как над покойником. Красочная майка шефа «Горгоны» напоминала развевающийся английский штандарт.
Один из телохранителей запускал двигатель второго мотоцикла – что-то не ладилось…
«Понты» начались сразу же, едва Ражный приблизился к костру. Парни из «Горгоны» не могли простить его ловкости в стрельбе с завязанными глазами. Уехавший Каймак был лишь причиной для разборок. Правда, разборка предполагалась пока шутливой, с улыбочками, без злобы и без любви, а только для того, чтобы унизить хозяина, «опустить» его и себя показать, силой молодецкой померяться. Те, что походили на спортсменов, и те, что не избавились еще от ментовских привычек, в прямом смысле распустили пальцы и пошли буром на хозяина.
– Ты, козел! В натуре, за шефа ответишь! И за базар ответишь! Мы сейчас тебя сделаем! Пойдешь в реку омулей ловить!
Поджаров и телохранители не участвовали в представлении, один из них завел мотор и ринулся вдогонку за Каймаком, а финансовый директор стоял в сторонке и тоже улыбался, презрительно глядя на своих подчиненных.
Ражный опытным глазом сразу же выбрал начальника службы безопасности, судя по стойке и шипению, каратиста или кикбоксера – остальные были хоть и молоды, но сыроваты. Он прикрыл локтем рану на боку и встал расслабленно – боевая стойка, как порох в патроне, находилась сейчас внутри.
В последний миг пожалел, что отдых у богатой охранной фирмы не получился: на биотехнию хватило предоплаты, но после волчьего разбоя президенту клуба присудили возместить ущерб. И получался тришкин кафтан: не заплатить за порезанный скот – опишут базу. А если заплатить и не сделать подкормочные площадки, но главное, не закупить зерна и картофеля для зимней подкормки диких животных – Баруздин вынесет постановление об изъятии угодий.
Контракт с «Горгоной» был спасением ситуации, и ублажи ее – хватило бы на все.
Теперь у нее веская причина не платить. Так что вряд ли и финансист поможет…
Самым, пожалуй, серьезным из гостей был Поджаров, типичный дзюдоист в полусреднем весе, заподозривший в Ражном борца, однако он по-прежнему взирал на происходящее со стороны. В отсутствие Каймака финансовый директор был за старшего и вел себя чуть надменно, спокойно, тем самым подчеркивая положение и силу. Двух штангистов Ражный в расчет не брал, ожирели и спины подорваны, боксер слишком тяжел, неповоротлив, да и выпил хорошо. Потому сначала надо вырубить каратиста…
– Не трогайте! Не приближайтесь к нему! Стоять, сказал! – внезапно прокричал финансовый директор и лишь потом добавил: – Что же вы на хозяина? Не стыдно? Случилось недоразумение, и что? Когда вы оставите эти свои привычки?
Дисциплина и подчинение в охранной фирме были на высоте, после нравоучений кто-то схватил пьяного каратиста за набедренную повязку, удержал от глупости.
Поджаров, ступая осторожно, приблизился к Ражному, с интересом глянул в лицо:
– Вот теперь я вспомнил тебя… По стойке узнал. Но фамилию забыл… – Что в спецназе служил, знал, а фамилию забыл…
– Моя фамилия Ражный, – представился он спокойно и между тем сохраняя внутреннюю стойку: ожидал подвоха и прикрывал левый бок.
– Ражный, Ражный… Не помню. За кого боролся?
– За кого боролся – на того и напоролся, – проворчал тот и пошел к гостинице.
– Постой!.. Я откуда-то тебя знаю! Все знакомо!.. Давай поговорим?
Ражный не оглянулся, и Поджаров скоро отстал, затем вернулся к своим и, слышно, опять начал давать выволочку своим подчиненным.
А Ражный заглянул в номер, где сидели девица Миля и Витюля, с желанием немедленно изгнать Героя туда, откуда был взят на содержание – в пригородные электрички, однако никого там не застал. Ражный заглянул в столовую, на кухню и в зал трофеев, после чего вышел на крыльцо – капитанский мостик. Взгляд остановился на кочегарке: неужели этот идиот потащил филологиню к себе?..
Дверь в его каморку оказалась запертой изнутри, и оттуда же доносился то ли визг, то ли смех…
В другое время президент клуба только порадовался бы за Героя, была даже мысль из воспитательных соображений оженить его, если бросит пить, однако подопечный шарахался от женщин, сетуя, что рожденный пить любить не может. Сейчас наглое поведение Витюли, которому и так грехов не замолить, могло вызвать еще один скандал – из-за девицы, сберегаемой для Каймака. Сыру гнилого не дали, тухлая рыба исчезла, если еще барышню отнять, не то что денег получить с них – сожгут базу и уедут.
Выломать дверь было невозможно: после случая с налетом Кудеяра Герой поставил кованые засовы и обил железом с двух сторон, поскольку часто оставался на базе один. Поэтому Ражный сходил за ключом, открыл кочегарку и, пройдя через тамбур, осторожно, на два пальца, приоткрыл внутреннюю дверь в каморку.
Утопленница Миля сидела с ногами на лежбище Витюли и, заливаясь безвинным детским смехом, играла с толстолапым, рослым, но худым и головастым волчонком. Сам же Герой стоял возле электроплитки, что-то жарил в большой сковороде, любовался игрой и, кажется, был счастлив.
Когда из «шайбы» исчез волчонок, Ражному некогда было думать о нем, тем более искать: матерый в то время резал скот, а поединщик ждал часа схватки. И несмотря на это, мысли все-таки не отрывались от звереныша, продолжали жить под спудом; он жалел волчонка, был уверен, что тот обязательно погибнет, и незаметно переходил к предстоящему поединку, собственной судьбе и отрывался от земли.