Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник) - Страница 226

К оглавлению

226

– Слушай, Ражный… Тебе она нравится?

– Кто? – спросил он, хотя знал, о ком речь.

– Кукушка?

– Она больше не кукушка.

– Ах, да… Ну хорошо, Дарья! Из вашего ловчего рода Матеры…

– Она моя избранная и названая невеста. – Ражный взлетел нетопырем.

– Достойный ответ, – похвалил нарушитель госграниц. – Но ты серьезно хочешь взять ее? Или чтобы избавиться от сиротства? Скажи честно?

Сыч источал странное, никогда не виданное зеленовато-бурое свечение с синими сполохами, расположенными по кругу так, словно был в некоем ореоле или плотном коконе.

Что это может означать, Ражный не мог понять: то ли невероятную силу, замкнутую на самом себе, как у всякого индивидуалиста, то ли неспособность получать энергию извне. То есть был отрезан от всех иных природных сил – земли, солнца, воздуха и деревьев.

– Скажу, – пообещал Ражный, опустившись на снег. – Выходи на ристалище.

– Не нравишься ты мне сегодня, – вдруг озабоченно проговорил Сыч. – Хмурый какой-то, нет живого блеска в глазах, как у жениха. С таким настроением лучше не выходить. Что случилось, Ражный?

– Не тяни время, Сыч…

– Может, в следующий раз сойдемся? Когда у тебя азарт появится?

– Азарта хватит, иди на ристалище первым.

– Да погоди ты! – сказал Сыч, хотя движение сделал и куртку расстегнул. – Это мы всегда успеем… У меня есть другое предложение. Если она тебе нравится и ты серьезно решил сыграть с ней Пир Радости, мы можем договориться и без схватки. Я тебе и так отдам Дарью…

– Отдавать можно то, чем владеешь.

– Но она моя нареченная!

– Была нареченная.

– По крайней мере, мы с ней помолвлены перед миром.

– Только плащ Дарьи у меня, – усмехнулся Ражный. – И я окрутился им лучше, чем молвой. Давай выходи, не люблю болтовни…

– Постой, Ражный… Все так, верно. И я предлагаю тебе разойтись полюбовно. Мы же не мальчишки, чтоб драться из-за кукушки? Тем более нас наверняка застукают в поединке – сороки растрещат по всему лесу!.. Мне-то ничего не грозит, а тебе, послушнику, худо придется. Извини, Ражный, я добро помню и хочу отплатить тебе тем же. Знаешь, подумал… как поется в одной песне: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».

Он был насквозь пропитан мирским духом, возможно от долгого бродяжничества…

– Ты что же, готов просто так, из благородства, уйти с нашей дороги?

– Что значит «просто так»? – развел длинными руками «снежный человек». – Нет, мне полагается маленький приз. Приз утешения. Я вытру слезы и уйду не только с дороги, но и с Вещеры. Мне уже и так все здесь опостылело.

– А Интерпол?

– Волков бояться – в лес не ходить.

– Ну и чем же утешишься?

– Ты понимаешь, нам с тобой драться глупо. Ну, отвалтузим друг друга, а толку?

– Неужели ты боишься, Сыч?

– Не в том дело, – вздохнул тот. – Я тоже поначалу ходил по всей Вещере и задирался. Араксов колотил, сирых – всех подряд. Причину-то всегда можно найти. И бывало, меня колотили… А потом бросил это дело.

– Встретил суженую?

– Да нет… Суета какая-то – друг друга колошматить. Пока мы на ристалищах сходимся да свои победы празднуем, тем временем враги наши тихо творят свое черное дело. И радуются!

– Не пойму, что ты хочешь… – Ражный поправил плащ на пояснице и затянул веревку. – Говори прямо!

– Есть предложение.

– Я уже слышал твое предложение.

– Нет, не разойтись – в одну сторону уйти. Давай поговорим по душам?

– Мы не разговаривать сюда сошлись.

– То есть без драки ты не можешь?

– Не могу.

Его руки гориллы, вольно болтающиеся вдоль тела, сжались в кулаки.

– Добро… Но тогда будет уже не предложение, а условие. Обязательное. – Сыч сделал паузу. – Сейчас я тебя положу… Ты встанешь с ристалища и уйдешь со мной. Не пойдешь же ты к… избранной и названой с разбитой рожей? И без ее плаща?

– Ну, а если сам ляжешь?

Ражный допускал свое поражение, при этом довольно легко и даже весело.

– Тогда научишь меня волчьей хватке. Тем я и утешусь!

Ражный промолчал, а бродяга вдруг рассмеялся благодушно и подмигнул:

– Не торопись отказывать!.. Подумай: не велика и плата за возможность отлупить соперника, жениться на его невесте да еще выйти сухим из воды. То есть из-под суда Ослаба!

Ражный молча пробил след на середину поляны.

– Что же, выходи, покажу и хватку. Утешу.

Пожалуй, с минуту – уже и снег подтаял под ступнями, бродяга стоял набычившись и молча глядел на ристалище. Должно быть, заводил себя, распалял…

И с началом этой паузы, в той стороне, где дотлевал его дом, Ражному вдруг послышалось пение – знакомое, напоминающее ораторию, но звучащую бессловесно. В какой-то миг ему показалось, будто голос приближается и усиливается, словно к нему, одинокому, примешивается хор. В этом пении не было какого-то особого благозвучия, обычного для литургии; скорее, наоборот, слышались жесткость, драматичность, и все равно оставалось ощущение, будто это молитва.

Странствующий рыцарь заглушил ее.

– Ну и дурак же ты, Ражный! – сказал он и, рывком скинув куртку, стал стягивать сапоги. – Гляди, я тебе предлагал… Ведь изуродую же! И за что, а?.. Запомни: уйдешь со мной! Куда поведу!

– Поведешь, Сыч, – миролюбиво поторопил Ражный. – Только выходи, а то ноги мерзнут.

Бродяга лишь сверкнул глазами:

– Да ты соображаешь?! Это твой последний поединок! На всякую хватку есть захватка… У тебя в правом боку ребер нет, так я еще из левого вырву. Для баланса фигуры, чтобы не заносило…

226