Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник) - Страница 212


К оглавлению

212

Расстроенные, виноватые старики сидели под грибком и кочегарили самовар. Тут же, на скамейке, лежал развернутый по-полевому ФБРовский трупоискатель. Савватеев подвинул его и посадил Агошкова, который мгновенно приковал внимание экспертов, на миг забывших о происшествии.

– Что уставились? – мрачно спросил Савватеев. – Это еще пока что живые мощи… Я приказывал глаз не спускать с пассажира. В чем дело?

– Олег Иванович, он умышленно отставал, – доложил медик. – Под предлогом того, что по прибору проходит сигнал. Я проверяю – нет, а у него есть…

– Может, вы пользоваться не умеете?

– Что там уметь? Те же помидоры, только в профиль… Хитрил этот бандеровец, бдительность притуплял. Потом взял и смылся. А мы часа полтора бегали и искали!.. Рапорт писать?

– Не надо. Лучше обследуйте мне эту мумию и скажите, в чем его душа держится, – Савватеев вышел из беседки, – и здорова ли она… Только не провороньте!

И все равно он подозвал водителя, который, будто сторож, расхаживал по территории с пистолетом-пулеметом под мышкой, и усадил его рядом с Агошковым. Только после этого взял в машине диктофон и направился было на поветь хозяйского дома, где под амбарным замком сидел Карпенко, на ходу проверяя работу микрофона: контролировать электронику здесь надо было каждую минуту.

И тут услышал завывание, точнее некую пробу голоса, как это делают оперные певцы, настраивая его на определенную ноту. То ли из-за акустики, то ли из-за собственного озабоченного состояния Савватеев сразу не понял, откуда исходят эти странные, какие-то неуместные звуки, остановился, покрутил головой и в следующий миг замер, ощутив ознобивший спину непроизвольный страх. Мощный, будто усиленный, но не человеческий голос вдруг запел молитву, слова которой были на слуху у любого, даже неверующего, не бывавшего в церкви:

– Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй!..

Превозмогая себя, Савватеев встряхнулся и все-таки спросил натянуто, не своим голосом:

– Что это?..

Эксперты под грибком тоже сначала замерли с вытянутыми лицами, потом завертели головами в поисках источника звука.

– Да что это такое? – Савватеев вернулся в беседку. – Откуда?..

– Глас Божий, – невозмутимо отозвался ходячий труп. – Что еще-то? Господь все видит!..

– Верно, – спохватился медик. – Кто-то молится…

– Но это не человек, – заметил криминалист, подтверждая ощущения Савватеева. – У меня хороший слух…

– Кто еще, если не человек?..

Убийца Каймака скорчил гримасу и проскрипел во второй раз:

– Глас Божий! Вы что думаете, безнадзорно живете? Ага, как раз!..

Пожалуй, минуту, испытывая какое-то испуганно-недоуменное, знобящее очарование, они слушали это пение, пока водитель-охранник не засмеялся, указывая стволом в сторону трансформаторной будки:

– Да это же волк! Там волк!

Медик хлопнул себя по лбу:

– С этим пассажиром!.. К нам же волк прибежал, сам. В будку залез и сидит! Мы кирпичом заложили…

Савватеев подошел к будке, и пение тотчас оборвалось. Выбитая стариками дыра в стене была кое-как заложена битым кирпичом, но не наглухо – вверху оставалось отверстие, напоминающее амбразуру. Рассмотреть что-либо внутри было невозможно.

– У кого есть фонарь? – спросил Савватеев.

Водитель принес фонарик и посветил в дыру: крупный лопоухий волк сидел посередине будки, в луче света горел его единственный зеленоватый глаз. Он совсем не походил на зверя, скорее на бродячую, бездомную собаку.

– Не к добру он завыл, – сказал подошедший криминалист. – Говорят, к покойнику…

– Не каркайте!

– Что тут каркать? Не выносит наша среда… американских граждан.

– К покойнику воют собаки, – со знанием дела заявил медик.

– А волки к чему?

– Никто не знает. Скорее, к плохой погоде. Вот почему он поет, как в церкви? Я точно слышал молитвы…

– Ерунда, тебе показалось, – заспорил с ним медик. – Если здесь еще волки начнут молиться, то нам пора на отдых…

Савватеев оставил стариков, вспомнив, что шел допросить Карпенко, а потом устроить ему очную ставку с ходячей мумией, которая все это время преспокойно сидела под грибком. И еще вспомнил, что в руке диктофон, причем оказавшийся включенным на запись. Он отмотал ленту назад и, испытывая некий внутренний трепет, ткнул кнопку воспроизведения…

И все-таки волк пел. Причем в записи это слышалось совершенно отчетливо, только молитвенные слова заменялись каким-то звенящим бульканьем. Савватеев остановился возле хозяйского дома, еще раз перемотал ленту и стал слушать с чувством, будто сейчас ему что-то откроется – некая истина, которая поставит все на свои места и наконец-то согреется все еще ознобленная спина.

Но ничего не открылось и ничего нового он не услышал – волк молился! Зато в это время увидел мистера Твистера, преспокойно входящего в калитку, ведущую к реке.

– Хеллоу! – весело сказал Твистер и помахал рукой. – Где мои проводники?

И тем самым словно вернул в реальность, оторвав от поющего волка. Савватеев выключил диктофон, незаметно спрятал в карман и направился к пассажиру.

Всяческие следственные действия Савватеев не любил, по долгу своей службы проводил их очень редко и потому не хотел допрашивать егерей в присутствии чужих, к тому же темных ушей и глаз, чтобы не вызывать лишних кривотолков. Оперативный опрос с применением психологических приемов давления, иногда жестких, имел слишком далекое отношение к щепетильной процессуальности, тем паче дело было связано с борцом за права человека. Но более всего присутствие ФБРовца было нежелательным из тех же патриотических соображений: какое ему, американизированному бандеровцу и предателю, дело до их сугубо российских, внутренних отношений, даже если это связано с убийством человека с двойным гражданством, и надо заметить, не человека – каннибала, монстра.

212