Две свечи, зажженные перед ним, затрепетали от ворвавшегося холодного ветра.
Даже не взглянув на дверь, он дочитал страницу и лишь после этого спросил, с участливым любопытством рассматривая Ражного:
– Чей такой будешь, отрок?
Столь кротким и одновременно высокомерным обращением он напоминал именитого аракса, но странного, и уж точно не был ни каликом, ни странствующим иноком, забредшим в леса. И на послушника, прошедшего Судную Рощу, не походил: возле двери висели его добротная бобровая шуба, рысья шапка, а волчьи унты сушились у трубы.
Барин какой-то…
Ражный молча затушил одну свечу: недопустимое расточительство жечь сразу две…
– А ты бы прежде сам назвался, – сказал он сдержанно, – коль пришел в мой дом.
– Так ты и есть Ражный? – Гость как-то смущенно свесил ноги и отложил книгу. – Вот ты какой… Ну здравствуй, брат.
Сквозь мягкую, профессорскую манеру поведения и даже некое сопереживание проглядывала скрытая сила, выдававшая его принадлежность к воинству.
– А сказали, ты, как инок, в тулупе ходишь, – продолжал он стелить мягко, пряча в бороде надменную усмешку. – Сказали, степенный, миролюбивый… Тебя что, раздели и разули, брат?
Вообще за это его следовало бы выставить на мороз, не глядя на почитаемый возраст и правила гостеприимства, однако в последний миг Ражный сдержался, ощутив, как оцепенела душа.
Началось послушание! Бренка все-таки прислал ему напарника, коего теперь следует называть «брат». И подселил, выбрав самое неподходящее время! Только уж очень скоро, месяца не прошло. Да видно, некогда старцу положенный срок выжидать, нагрузка велика, вот и сводят послушников по сокращенной программе…
Ражный знал, что когда-нибудь это случится, но ждал какого-нибудь буйствующего аракса, наподобие Нирвы. И уж никак не думал, что явится вот такой мутный, мягко стелющий барин в маске мудреца-ученого.
И теперь придется делиться с этим братом не только куском хлеба…
Если с первой минуты затеять с ним свару, то грызть и рвать друг друга придется уже через час – жизнь начнется та, которую обещал калик: двум медведям в одной берлоге не улежать…
– Я-то Ражный. – Он присел на корточки возле зева горящей печи. – У тебя-то есть имя?
– А ты и вправду смиренный, – заключил гость и сдернул с борова черную кожаную рубаху. – Прости, брат, очень уж жарко у тебя в хоромах. Позволил себе растелешиться… Я Драч. Слышал, наверное?
– Банкир, что ли?
Тот не спеша обрядился в кожу, подпоясался куском шелкового шнурка с кисточками.
– Не станем вспоминать, кем мы были. Не для того свели нас под один кров.
Если верить калику, этот вольный аракс заработал большие деньги и мог бы плюнуть на воинство, оставшись в миру. Однако он повиновался суду Ослаба, и уже за это его можно было уважать.
– Тебя-то что на Вещеру занесло? – уклоняясь от жара, спросил Ражный. – Совесть заела?
Драч потянулся, поскрипел своей роскошной рубахой.
– Давай приступим, что нам время терять? Показывай, что умеешь. Про какой-то раж толкуют… Это что? А еще, говорят, ты какую-то хватку придумал, по три шкуры дерешь с араксов.
– Какой валютой отплатишь за науку, банкир?
Драч скромно рассмеялся, принес чурку и поставил возле Ражного:
– Садись, брат, грей ноги.
– Благодарствую, – усмехнулся Ражный и сел. – А ты еще и заботливый…
Удовлетворенный Драч присел на корточках рядом:
– Какой валютой?.. Скажу тебе, торг здесь неуместен. Да я и гол как сокол… Впрочем, могу научить деньги делать. Из воздуха.
– Где же ты раньше был?
– И сейчас не поздно.
– В Сиром не пригодится.
– В миру еще как пригодится. Или нравится босым по снегу бегать?
– Нравится. Так что поднимай ставки.
Драч снизошел до разочарованного откровения:
– А больше за душой ничего. Весь мой род казначеями служил в Полку. Редко кто Сирое миновал. А тут быстро карманы выворачивают.
– Ну и сидел бы в миру, делал деньги…
– Сидел бы, – согласился он. – Да ведь кому-то и погоду надо делать.
– Какую погоду? Финансовую?
– И финансовую тоже, – многозначительно проговорил Драч. – Раскошеливайся, Ражный. С тобой возиться некогда, бренка всех своих послушников в очередь поставил. За моими услугами.
– Кредитов не выдаю.
– Да ты, брат, правила послушания не знаешь. – Драч встал. – Не выдаю!.. Ну и не выдавай. Вяхирь тоже поначалу не хотел, даже сапогом в меня бросил. А потом сам вывернулся наизнанку. Не упорствуй и не тяни времени. Получу с тебя и уйду.
– Предложи взамен что-нибудь равноценное – подумаю.
– Я пришел брать, а не отдавать.
– Да, банкир – он и в Сиром банкир…
– Ладно, объясняю для таких непосвященных, как ты, – терпеливо и печально улыбнулся Драч. – Тут не твоя вина… Бренка меня послал брататься с тобой. Вот когда пошлет тебя к кому-то, с него и получишь. Не я придумал устав Сирой обители. Большим жертвуешь, больше и воздается. Не нужно ничего давать в рост. Принцип жертвы приносит самый высокий доход.
Эта его покорность обескуражила и одновременно вызвала мрачные чувства:
– Ну, а если я тебя выброшу отсюда?
– Можешь, – мгновенно согласился Драч. – Даже сопротивляться не стану. А то и сам уйду, прямо сейчас. Скажешь: «Иди» – и я тут же исчезну. Говорю же: очередь…
– Что-то не верится в твое смирение…
– И напрасно. Ты подумал, я рвать тебя стану, брат? Выдавливать тайны родовой науки? Да ни за что! Обманули калики… Не хочешь делиться – оставь все при себе. Мне ведь ни к чему ни твой раж, ни волчья хватка. Даже в тягость…