Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник) - Страница 204

204

– Здравствуй, воин…

Ражный испытывал чувство, будто и впрямь сейчас вершился праздник Манорамы и он, настигнув суженую, сорвал с нее синий плащ.

– Я добил подранка, – скупо сказал он. – Возьми свою добычу.

Она осмотрела тушу, легко выдернула топор, вычистила его о снег и протянула Ражному. И по тому, как она это сделала, сразу стало ясно, кому раньше принадлежал этот инструмент…

Затем передернула затвор винтовки, достала патрон и вложила в его руку. По этим, в общем-то, незначительным деталям Ражный лишь утвердился в мысли, что кукушка принадлежит к роду араксов-охотников. Никто иной не мог знать этого древнего обычая, когда добившему чужого подранка охотнику обязательно возвращается стрела, остановившая зверя, а вторая – из своего колчана, в знак благодарности.

Если дареная стрела приносила удачу, то половина добычи воздавалась дарителю, который, в свою очередь, благодарил новой стрелой.

Ражный играл патроном, глядя, как охотница хлопочет возле битого зверя, обминает снег и ищет входное отверстие от пули: все роды ловчих араксов он знал наперечет, с некоторыми был в дальних и близких родственных отношениях и сейчас стоял и гадал, из которого эта сирая дева со взором волчицы.

– Не моя добыча, – с легкой иронией проговорила охотница, отмывая руки снегом. – Я промахнулась.

– Ты подарила мне топор. – Ражный закинул тушу на плечи. – Показывай, где твое жилище! Я там освежую вепря.

– Знаешь что, охотник, возьми его себе и ступай домой.

– Благодарю, но ты и так сделала меня своим должником. – Он пошел по лыжне. – Не знаю, чем и отдариться… Так что веди прямой дорогой!

– Ты говоришь так, будто не кабана добыл, а меня! – как-то весело возмутилась она. – Ничего я тебе не покажу! Не хочешь брать добычу – оставь ее здесь и иди.

– Как тебя зовут, ловчая дева?

Она шла по его следам.

– Будто не знаешь… Кукушка!

– Но у тебя есть имя!

– Зачем оно в Вещерских лесах? – Она встала и воткнула лыжи в снег. – Знаешь, сколько таких, как ты, возле моей заимки ходят и имя спрашивают?

– Не знаю, но представляю, – на ходу проговорил Ражный. – И удивляюсь… Почему до сих пор никто тебя не вывел с Вещеры?

– Пытались…

– Хорошо, что никому не удалось!

– И ты не радуйся! Уходи отсюда.

– С детства слышал про кукушек, про сорок… Думал, они ласковые к араксам. Да похоже, все это сказки.

Сирая дева догнала его, перекрыла лыжами дорогу:

– В таком случае я никуда не пойду!

– Не ходи. Я все равно найду твою вотчину. – Ражный обошел ее. – Только уйдет время, пока я распутываю следы. Рогна остынет и потеряет свою ценность.

Она некоторое время молча шагала позади, затем встала на лыжи и пошла рядом.

– Хотелось бы тебе верить, – не сразу проговорила она. – Но не могу.

– Что же тебя смущает?

– Обычаи…

– Наши обычаи?

– Наши, наши, аракс… Ты ведь у бренки на послушании?

– Да вот, угораздило…

– И ты холост.

– К счастью! А ты откуда знаешь?

– Знаю… То есть если ты возьмешь замуж кукушку, то освободишься от своего будущего сирого состояния…

– Если возьму – освобожусь.

– Вот видишь!

– Ты решила, я искал тебя, чтоб взять замуж и таким образом удрать из Вещерских лесов?

– Я ничего еще не решила, – жестковато отозвалась она.

– Я тоже… Да и где тебя возьмешь? Ты хоть и кукушка, но не сказочная.

– Пора бы уж забыть тебе сказки…

Ражный чуть замедлил шаг:

– Стараюсь… Но все время смутные чувства… Вот когда бежал по твоим следам, ощутил себя на празднике Манорамы. – Он рассмеялся. – Только ты на лыжах, а не в седле охочей кобылицы! Я и вовсе пеший. Но все равно чувства, как на Пиру Радости.

И по тому, как она промолчала, Ражный понял, что ему верят.

– И еще, – добавил он, – не привык в должниках ходить. Один поэт сказал: за все добро расплатимся добром…

Она забежала вперед и снова перекрыла путь:

– Ты в самом деле отдариться хочешь?

– Хочу, и по нашему обычаю, с лихвой.

– Тогда научи меня готовить рогну, – вдруг попросила с каким-то вызовом.

Рогна – особым способом приготовленный костный мозг дикого зверя – считался у араксов чисто мужской пищей, а если точнее, своеобразным допингом, который употребляли не каждый день и обычно за сутки перед поединком либо когда отправлялись в дальнюю дорогу. Сирым насельникам Вещерской обители, в том числе и каликам, строго-настрого запрещалось вкушать ее, а женщины, тем паче девы на выданье, и вовсе к ней не прикасались, ибо существовало поверье, что от рогны голос становится низким и на лице начинает расти волос.

Было легко определить, когда женщина вкушала запретный плод…

Он хотел спросить, зачем это сирой деве, однако вспомнил, что она ни о чем не спрашивала, одаривая тулупом, топором и продуктами…

– Хорошо, – усмехнулся Ражный. – Научу, но должен предупредить: борода отрастет! Как у меня.

– Я слышала!

– Тогда пошли быстрее!

Гнездо кукушки оказалось хорошо скрытым в темном ельнике, и прежде небольшая изба с рубленым двором была явно старообрядческой заимкой, о чем свидетельствовал восьмиконечный деревянный крест над входом. Этот еловый остров среди болот ловчая дева называла урманом, что говорило о ее сибирских корнях, и по одному этому слову, а еще по огромным светло-карим глазам и пристально-волчьему взору Ражный вычислил прозвище ее рода – Матера или Перцева.

Кормилица Елизавета любила рассказывать о засаднике Матере, который еще в давние-давние времена по велению Ослаба взял с собой девять молодых араксов своего рода и увел в Персию, где служил в личной охране падишаха. Когда же вышел двадцатилетний срок, восточный властитель не захотел отпускать витязей на родину и вначале пытался подкупить их, обещая золото, высокородных жен и рабынь. Матера не захотел остаться в чужой земле и мог бы уйти со своими родичами помимо воли падишаха, но не имел права нарушить табу – проливать кровь тех, кому служил, а вырваться без боя оказалось невозможно. Зная об этом, падишах пошел на хитрость, вроде бы решил отпустить засадников с миром и устроил прощальный пир в крепостной башне. Пока араксы вкушали вина и яства, взирая на девять восхитительных танцующих дев, сам незаметно вышел и приказал запереть железные двери и замуровать камнем. Наутро же, когда воины проснулись в объятьях тех самых танцовщиц, властитель поднялся на свод башни, где оставалась единственная открытая бойница, и объявил два условия. Засадники смогут вернуться домой только после того, как девы зачнут от них и родят по младенцу, а за это время араксы должны обучить своему боевому ремеслу девять персидских юношей. Матера посовещался с родственниками, согласился исполнить оба условия и принял в науку отобранных падишахом молодых персов, которых сквозь бойницу спустили по веревке в башню. И уже на третий день заявил, что второе условие падишаха исполнено.

204