Видеоглаза Поджарова отсмотрели и отсняли, как все это происходило, пожалуй за исключением развязки, и потому скрывать труп и прятать следы не имело смысла. Хозяева отдали своего верного раба на заклание или не могли помешать волчьей мести, хотя Ражный полагал, что «Горгона» находится где-то поблизости от базы, по крайней мере операторы видеонаблюдения, и при большом желании могла бы воспрепятствовать расправе.
Не таясь, он пошел в егерский домик, разбудил Карпенко и Агошкова, велел взять лопаты, брезент и схоронить Кудеяра. Егеря поняли, что началось отрабатывание греха своего и преследования за московскую шлюху не будет, схватились за дело с азартом.
– Может, утопить его в болоте, суку? – предложил Агошков. – Там такие окна – дна не достанешь!
– Пусть и у него будет могила, – заключил Ражный. – Холм не насыпайте, но камнем отметьте место.
Егеря ушли в лес, а он отыскал в номерах гостиницы бандершу, спящую по-детски безмятежно, выложил перед ней украшения Мили.
– Это от сестры, подарок. Собирайся и уезжай отсюда сейчас же.
– От какой сестры? – спросонья не поняла или привычно стала выкручиваться Надежда Львовна. – Что это значит?
– От Мили! От Мили!.. Только не тебе, а Вере и Вике. И все, гуляй.
Она вскочила, осторожно и боязливо потрогала золото на тумбочке, отдернула руку.
– Нашли… Она жива?
– И просила сказать, чтоб не искали. Я жду, когда уйдешь.
– Послушайте, Вячеслав… Вы не знаете, как нам приходится… Я работаю одна и содержу семью из шести человек. Вы не знаете!..
– Знаю, уходи! Я исполнил свой долг. А выслушивать и утирать слезы не намерен. Особенно женщине, торгующей живым товаром.
– А вы не тем же бизнесом занимаетесь? – В ее голосе послышался вызов. – Не досугом?.. Только я продаю проституток, тварей, порожденных родом человеческим. А вы?.. А вы продаете вольных, диких зверей, природу. И доставляете наслаждение убийством.
Кажется, бандерша тоже владела волчьей хваткой и умела отдирать кожу от ребер, однако он мысленно с ней согласился, ибо нечто подобное уже приходило в голову, только никак не связывалось с бизнесом проституции, точнее, никогда не думалось, что можно провести такие аналогии.
Но не рассказывать же ей о вотчинном Урочище…
– В самом деле, есть сходство, – подтвердил он. – Охота на зверей – древнейшая профессия… Так что вдвоем нам всегда будет тесно. Освободи мою территорию.
Будто заведенная игрушка, она механически исполнила женский танец сборов в дорогу: беспрестанно двигаясь, механически побросала вещи, спрятала украшения в кошелек, невидящими глазами стреляя в зеркало, набросала грим на лицо, мазнула губы помадой и, сгибаясь под тяжестью ноши, медленно побрела к воротам. Охранница Люта вдруг злобно заметалась на цепи, залаяла, перекрывая выход, но бандерша словно и не заметила этого, прошла мимо и уже за воротами вдруг бросила сумку и, облегченная, сначала пошла скорым семенящим шагом, потом неловко и некрасиво побежала.
И ее не следовало жалеть…
Едва она скрылась за поворотом дороги, как из лесу прибежали возбужденные и одновременно подавленные егеря, воткнули лопаты.
– Слушай, Сергеич! Не понял, что за дела? – с ходу начал Карпенко. – Нет там Кудеяра! Кровь есть, обрывки тряпок на месте схватки, шерсть волчья… И больше ничего!
– Опоздали, – заключил тот и развел руками. – Спите на ходу!
– Он что, рвань, ожил и уполз? Убежал?
«Горгона» сработала быстрее, опередила и убрала труп.
– И к лучшему. Нет трупа – нет преступления…
– Кто его порешил-то? – опасливо поинтересовался старший егерь. – Неужели волки?
– Божья десница…
Они ничего не поняли, затосковали.
– А что нам-то делать? – угрюмо спросил Агошков.
Но прозвучало – чем искупить вину? Повязаться с президентом тайно схороненным Кудеяром для них сейчас было самым надежным средством: не то что позволит арестовать – сам защищать станет…
– Идите по домам, там жены скучают, – посоветовал Ражный.
Они все еще надеялись на что-то, хотели быть полезными, однако при этом из-за жесткости и упрямости характера не могли унижаться и просить милости, пощады.
– Кстати, – заметил Агошков, – эти-то не все уехали. У них тут за старой поскотиной джип застрял.
– Джипы не застревают, – буркнул он. – Всё, валите, ребята.
– На хрен! Не застревают! – немедленно встрял Карпенко. – Чуть свернул с дороги и уханькался! Посадка-то низкая, только по асфальту кататься.
– Зачем он туда свернул – вот в чем вопрос, – загадочно добавил наблюдательный Агошков. – И еще момент! Когда я только заметил джип, у него над крышей тарелка была, круглая такая, алюминиевая, что ли…
– Да не было никакой тарелки! – Карпенко на правах старшего говорил с легким пренебрежением. – Куда бы она делась? Улетела?
– Сергеич, я видел! Сначала тарелку заметил, потом только машину! Это же антенна…
– Может, летающая тарелка? – съязвил старший егерь. Агошков уже не обращал внимания, чуял интерес Ражного.
– Мы подошли, предложили толкнуть. А в кабине этот сидит, ну, тот, самый борзой, который на тебя чуть драться не кинулся. И на нас чуть не кинулся! Мы к нему по-человечески – он как с цепи сорвался… Хотели сделать козью морду, но там в кабине еще кто-то сидел. И может, даже не один…
– Никого там не было! – разгорячился Карпенко. – Я ж видел! Хоть и стекла черные! Ты просто ссыканул!
– Я ссыканул?!
Ражный не дослушал этой перепалки и демонстративно ушел в дом. Еще около получаса расстроенные егеря толкались по территории, после чего выгнали мотоциклы и уехали.