– Неудобно вас просить…
– Да мы и девушку найдем! – обрадовались они новой и простой задаче, тем более связанной с девушкой. – Как ее зовут?
– Миля…
– Миля? – загорелись глаза у младшего. – А как, если полное имя?
– Не знаю, – пожал плечами Ражный. – Наверное, Эмилия…
Они тут же подняли коней на дыбы и с места бросили их в галоп.
Заперев «шайбу», Ражный обошел ее с другой стороны, продрался сквозь чертополох к куче старого деревянного хламья и тут обнаружил выход: звереныша не держали запоры, да и следовало бы раньше, когда увидел кучу перетасканных мешков и разбитую лампочку, подумать, надо ли садить под замок?
Кудеяр за каменной стеной чуял смерть, скулил, тряс дверь. Ражного подмывало сейчас же, немедленно восстановить ярость сердца, войти и убить его, однако не хотелось пачкать поганой кровью склад, да и на улице было светло, чтобы вытащить труп и зарыть где-нибудь в лесу. Он мысленно уговорил себя дождаться ночи, вывести Кудеяра подальше за пределы базы и там сделать то, что он обязан был сделать с врагом.
Ражный порыскал по траве вокруг «шайбы», тихо позвал Молчуна, хотя это было совершенно напрасно, и чуть не наступил на бандершу, лежащую в траве.
И тут же вспомнил, что Поджаров дал ей наркотик, двойную норму – могла и умереть от передозировки… Он склонился, смахнул с лица густо насевших и сосущих кровь комаров, почувствовал живое тепло и будто маску снял; не похожая на себя Надежда Львовна безмятежно спала, несмотря на рой гнуса.
Наркоманов Ражный повидал за службу в Таджикистане и, что такое ломка после усиленной дозы, знал. Эта спала, как дитя, и щечки розовые, и на лице полное умиротворение… Он с трудом растряс, растолкал ее, нахлопал по щекам. Бандерша открыла глаза, огляделась.
– Где я? Почему здесь?..
– Это я хотел спросить!
– Да, вспомнила… Миля нашлась?
– Ищут… А ваши все уехали! Так что давай и ты…
– Странно, так не бывает… Жуткие боли, до потери сознания. Должна быть ломка! Но так легко! – Она вскочила на ноги. – Как после дозы… Нет, даже лучше!
– Свежий воздух… – уходя, бросил Ражный.
– Да вы не знаете, что это такое! – Бандерша увязалась следом. – Даже не помню, как здесь оказалась… Изорвала курточку… Сумеречное состояние… Нет, правда, вы что-то вкололи?
– Я бы тебе вколол…
– Хотя нет! Вспомнила! Ангел!.. Ко мне подходил волк!
– Так волк или ангел?
– Нет, настоящий волк. – Она вдруг стала словно зачарованной. – Но будто ангел… Почему люди считают, что ангелы всегда в образе мальчика? Непорочного дитяти? Они бывают всякие!.. И ко мне спустился в виде молодого волка…
Ражный заметил Карпенко и Агошкова, устало бредущих от ворот базы – тех, что были отправлены на смолзавод за Кудеяром.
Бандерша побежала к ним навстречу.
– Где?.. Вы нашли Милю?
Эти егеря не могли ничего знать о пропаже девицы, но отчего-то переглянулись и оставили полураздетую женщину без ответа. Старший Карпенко скинул рюкзачишко, бросил на него карабин, сел и начал сдирать отпотевшие резиновые сапоги.
– Нету Кудеяра на смолзаводе, – не сразу сказал Агошков. – Куда-то перебрался, сменил логово…
– Плохо искали, – буркнул Ражный, заметив, что физиономия у Агошкова очень уж характерно расцарапана – три глубоких, разъеденных уже потом следа и четвертый слабый, пунктирный. – Где вас носило чуть ли не сутки?
– Крюка большого нарезали, потом в засаде сидели, – недовольно блеснул глазами старший егерь. – Думали, утром или днем придет… Он же, как волк, по ночам рыскает…
– Девицу в лесу не встречали?
– Девицу? – пробухтел Агошков. – То Кудеяра надо, то девицу…
Ражный слишком хорошо знал этих мужиков, чтобы не заметить лукавства; они либо видели ее, либо что-то о ней слышали.
– Никаких девиц мы не встречали, – ответил Карпенко, блаженно вытягивая босые ноги. – Ты сказал, Кудеяра ловить…
Бандерша не встревала, молча выслушала и, придерживая на себе лохмотья, удалилась в гостиницу. Егеря поняли, что сейчас будет настоящий спрос, и насторожились.
– Где встретили? – выдержав напряженную паузу, будто между делом, поинтересовался Ражный и поймал взгляд старшего егеря.
Тот промолчал, отвернувшись, а его напарник Агошков все-таки попытался вывернуться.
– Да нигде не встречали. Откуда? Километров полста намолотили…
– А кто у тебя на роже расписался?
Карпенко наконец сообразил, что дело серьезное и перед президентом лучше говорить правду.
– Извини, Сергеич… – покаялся. – В сорок втором квартале видели, недалеко от солонцов…
– Ну давай, давай! – поторопил Ражный. – Не стесняйся.
– Это уже после обеда… Обратно идем – слышим, стрельба… Вроде где-то у мельницы. Крюка нарезали, хотели завернуть, глянуть, кто балуется. – Старший опасливо зыркнул исподлобья. – Смотрим, девка по просеке идет, из этих… из проституток. Которая с черным пояском на шее, тонула которая… Нам же тут, кроме водки, ничего не отломилось… А хочется попробовать… Настоящую московскую…
– Попробовали?
– Да нет, что ты, Сергеич! Не дала! Как кошка!.. Отпустили…
– Если она заявит попытку изнасилования, я вас прикрывать не буду, – заявил он, чувствуя крайнюю неприязнь к егерям. – Мотайте срок, идиоты!
Жесткость к рабам сейчас ему была полезной, и он считал так, пока не перестал обманывать себя, что решительность продиктована совершенно другой причиной: эти жлобы посмели тронуть девицу, которая нравилась ему.
Агошков замкнулся, отвел глаза в сторону, и по лицу его побежала жесткая серость решительности. Ражный поднял с земли карабины, повесил на свое плечо.